Армагеддон был вчера - Страница 52

– Что он сказал? – перебила я, не дав товарищу Изюмскому подыскать эквивалент к выражению «гандон поганый».

Дуб молча протянул мне листок – тот самый, единственный.

Ну-с?

...

«Гражданина Трищенко я не убивал. Пистолет мне вручила Очковая. Она велела прийти в бар „Момай“. С моих слов записано верно».

Подписи не было, зато имелась грамматическая ошибка (бедный Мамай!). Я вздохнула.

– Что баллистики говорят? Пистолет тот?

– Тот…

В принципе, с этим можно сунуться в суд. Пистолет, личность подследственного, поведение при задержании. Но ведь дело не в наркомане! Точнее, не в его поганой личности. Трищенко убили безнаказанно, в меня тоже стреляли, явно не опасаясь последствий. Кто дал этому уроду право убивать? Наркоманы-убийцы в нашей практике попадались, и не раз, но исключительно мертвые. Психоз Святого Георгия достает их вдвое быстрее, чем всех прочих. Кажется, на эту тему была даже статья…

– Когда мы сможем его допросить?

Молчание затянулось, и я почуяла недоброе.

– Господин Изюмский!

– Да блин!.. Я его по башке ненароком двинул! У него это… Сотрясение!..

Да. Идиот. Клинический.

– Ладно. Посетителей допросили?

Протоколы я листала недолго. Дуб оказался дубом и тут. Свидетелей расспрашивали о Кондратюке – но не об убитом Трищенко. О Кондратюке же знали немногое. Появляется редко, мало с кем общается, предлагает себя исключительно за деньги или за «дозу», имеет совершенно непотребную кличку «Глубокая Пасть», не танцует… Не танцует – этого мы не учли… Эх, не о том спрашивали! С Кондратюком пока все ясно, нам бы про убитого Трищенку узнать. Бармен – человек известный, тут бы многое всплыло!..

– Кто такая эта Очковая, не знаете?

Дуб только вздохнул. Озвереть? Нет, не стоит. Займемся педагогикой.

– Значит так, Изюмский! Кондратюка – на обследование. И не в лазарет, а в Центральную клиническую. Срочно! Пусть поглядят, что в нем такого особенного. Дальше… Вызовите всех свидетелей еще раз. Узнайте все о Трищенко. Побывайте у него дома, расспросите родителей… Вас методике расследования учили?

Тяжкий вздох был мне ответом. Ну конечно! Юракадемия, заочное отделение!

– Как только найдете Очковую – везите сюда. Обыск на квартире. Как заявку на ордер писать – знаете?

– Да знаю я, госпожа старший следователь! – возгласил дуб. – Я просто того, ну… этого…

Верно. И того он. И этого тоже.

– Налейте коньяку!

Последняя фраза была явно воспринята, как знак примирения. И напрасно. Я отхлебнула коньяк (прекрасный, откуда только взялся?), улыбнулась:

– А будете обо мне сплетничать, кое-что оторву. Что именно, вам Никанор Семенович уточнит. Настоящий мужик баб трахает, а не облизывает языком при посторонних. Ясно?

Удивительно, но дуб покраснел. Да так, что я почти его простила. Все-таки жизнь мне спас, охломон! Ладно, можно еще по глоточку…

Я кивнула на бутылку, товарищ Изюмский послушно привстал…

Дзинь! Дзи-и-инь!

Черт! Я и забыла, что телефоны бывают не только в моем кабинете.

– Вас, Эра Игнатьевна!

Так и знала…

– Гизело? Где тебя леший носит? Немедленно на выезд!

Ревенко! Да пошел бы он!..

– Какого беса! Я работаю!..

Из трубки послышался рык, да такой, что даже я дрогнула.

– Немедленно! В городе погром! На Сумской! Поняла? Шеф уехал, дозвониться не могу! Ноги в руки, мчись, принимай решение! Я к «сагайдачникам», они, болваны, с выходом тянут!.. Выполняй!

К «сагайдачникам»? Ого, дело скверное, если дошло до курсантов Особого военного универсистета имени Сагайдачного. На моей памяти такого еще ни разу…

– Еду!

4

«Принимать решение» не довелось. И без меня было кому – мэр, оба его зама, плюс начальник УВД Хирный с целой толпой жориков в больших погонах. Начальство жалось за могучими спинами архаров и явно не торопилось выходить за стену из пластиковых щитов. А впереди, загораживая улицу, бурлила толпа.

У страха глаза велики. Погрома не было: во всяком случае, витрины магазинов оказались целы, да и бить никто никого не собирался. Пока, по крайней мере. Зато движение перекрыли намертво. Опустевшие туши троллейбусов тянулись бесконечным караваном, одну из машин уже успели перевернуть. Лозунгов не имелось – кроме одного, наскоро намалеванного красной краской на обычной простыне. Я всмотрелась… «Кентов вон из города!» Ага, вот в чем дело! И конечно, иконы – огромные, почти в метр. Кажется, Святой Власий. Странное дело: в памятках, издающихся здешней епархией, епископ Севастийский опеределен к надзору за скотом. За крупным рогатым. Но в городе все считают, что именно он защищает от кентавров. Есть даже сборник молитв Власию «супротив буйства кентаврийского»; по-моему, его уже забросили и в Интернет…

– Гизело? Где твой главный?

От неожиданности я вздрогнула. Широкоплечий здоровяк с военной выправкой, которую не могло скрыть вполне штатское пальто. Бажанов, заммэра по силовым.

– Ищут, – сообщила я, прикидывая: не спросить ли в свою очередь о налете на квартиру Залесского?

Нет, не стоит.

– А почему тебя прислали? Мужика не нашли?

– Почему? – удивилась я. – Нашли!

Он хмыкнул, протянул пачку «Кэмэла». Я покачала головой. Бросила – еще в колонии, на спор. С тех пор и не курю.

Толпа между тем подкатилась к самым щитам. В воздухе мелькнул снежок, с легким стуком врезавшись в тугой пластик. Затем снежки посыпались градом. Вверх взвились десятки рук:

– До-лой кен-тов! До-лой кен-тов! До-лой!

– Ты что, над планом «Покров» работаешь?

Я покосилась на Бажанова, но переспрашивать на всякий случай не стала. А вдруг еще что-нибудь скажет?