Армагеддон был вчера - Страница 33

К оглавлению

– Стоп!

Я сняла с руки часы, положила на стол.

– Две минуты!

Начальник следственного покосился на мой «Роллекс», мгновение подумал.

– Ладно. Две минуты.

– Итак…

Я прикрыла глаза, вдохнула, резко выдохнула:

– Вчера, приблизительно в десять утра, меня вызвали к шефу. Он всучил мне дело Молитвина и велел поторопиться. Честно говоря, до сих пор не понимаю, почему пропавшим алкоголиком должна заниматься прокуратура, а не участковый. Поскольку у меня еще три незакрытых дела, причем одно – на контроле, я успела совершить лишь следующие следственные действия…

Я еще раз вспомнила вчерашний день. Да, все верно.

– Примерно в двенадцать часов заехала на квартиру гражданина Залесского, который проходит по делу Молитвина свидетелем номер один, и провела беседу. Вечером хотела вызвать кого-нибудь из инспекторов, чтобы тот пробежался по Срани, но затем решила подождать до утра. Больше – ничего.

– Залесский – он… – осторожно перебил Ревенко, сразу став очень внимательным.

– По-моему, такой же алкаш, как Молитвин. И еще бабник… А в целом – пустышка.

Тот еще тип, этот Залесский! Сальный взгляд, волосатые пальцы с грязными ногтями – и ко всему впридачу толстозадая медсестричка-истеричка с глазами клинической нимфоманки в качестве ангела-хранителя.

– По нашим делам не проходил?

– Нет. Однажды забрал патруль в пьяном виде. Ограничились внушением.

– Так…

Две минуты прошли, но ругаться моему собеседнику явно расхотелось.

– Значит, ты пошла домой…

– И ничего не пошла домой! – возмутилась я. – Какого черта! Вчера я торчала тут до полуночи, закрыла дело Остапчука, потом возилась с этими попами…

– А на квартиру Залесского налетели архары. Залесского упустили, зато умудрились поцапаться с работником милиции! Да-а… Плюс эти сволочные кентавры…

– Один, – уточнила я. – Один кентавр. Во всяком случае, если верить рапорту господина полковника.

Ревенко кивнул и грузно опустился в кресло.

– А поскольку Залесский проходит по твоей епархии, наверху решили, что все это – наша самодеятельность. Ты что-нибудь вообще понимаешь?

– Ни черта! – охотно сообщила я. – Вначале нам подсовывают откровенную чушь о похищенном алкоголике, затем архары зачем-то устраивают погром, свидетель исчезает…

– Составишь рапорт…

Дрожащая рука вновь потянулась в дверце, замерла.

– Может, все-таки по сто грамм, а? У меня как раз бутылек «Менделейки» завалялся?

…Соблазн был велик, причем во всех отношениях. И водка диво как хороша, и портрет Дмитрия Ивановича на этикетке (в сияющих ризах и с лебедиными крыльями) впечатляет. Когда в первый раз увидела – тут же крест сотворила. Святой Менделеев, всея водки-горилки Белой, Малой и Хлебной покровитель! На нашем ликеро-водочном целый идол изваяли, каждый день бескровные жертвы творят!..

– Успеете! – растерянность прошла, и я почувствовала что-то вроде охотничьего азарта. – Рапорт я составлю. Но не раньше, чем поговорю с «главархаром» Жилиным. Пусть объяснит: что он делал у моего подследственного?!

– Ты, Гизело, не увлекайся! – Ревенко погладил небритую щеку, поморщился. – У меня на говно нюх. А это дело – такое говенное, что и нюх не требуется. В общем, пиши рапорт и больше ничего не делай, пока не скажу. Что-то с этим алкашом не гладко.

Это я и без него поняла. Ради сгинувшего алкоголика не поднимают на ноги прокуратуру и ОМОН. Кто это может быть? ФСБ? Но тогда какого рожна было подключать нас? Нет, не выходит! Загадка – такая же, как лопнувший стояк и замолчавший телефон.

А я еще жаловалась на скуку!

3

И при всем при том надо было работать. Рапорт я отложила на вечер, решив малость остыть, дабы не накропать лишнего; после чего в явной нерешительности поглядела на телефон. Сроки поджимали, февраль на исходе, а из четырех дел удалось закрыть только одно, и то – самое плевое. Остаются три. Молитвинское подвисло, да так, что лучше пока не совершать излишних телодвижений, Кривец в очередной раз косит под психа, значит, опять экспертиза, три дня – коту под хвост, это как минимум. Остается «поповское»: Рюмина-Егорова. То самое, из-за которого мне грозит очередное прозвище. На этот раз – «Мадам инквизиторша». Опять-таки, шутки шутками… Напрасно Ревенко хвастает, будто обладает особым чутьем на дерьмо. Эту субстанцию я и сама чую неплохо. Но делать нечего – надо. Рюмина или Егорова? Следовало бы второго, но сегодня моих нервов на него может не хватить. Значит, Рюмин…

* * *

– Как же так случилось, отец Николай?

Вместо ответа – тяжелый вздох.

Я пробежала глазами первые строчки вчерашнего протокола. Рюмин Андрей Захарович, он же отец Николай, штатный священник Благовещенского собора. Злостное хулиганство, препятствование отправлению культа, призывы к гражданскому неповиновению…

– Так все-таки?

– Вы едва ли поймете, гражданка следователь…

Глаза из-под седоватых бровей глядели устало. Отец Николай не верил – ни мне, ни владыке Антонию, что увещевал его вчера вечером, ни нашему мэру, который тоже говорил с ним. Арестовать священника хотели еще месяц назад, но все не решались. Решились совсем недавно – и то без всякой охоты. Ордер Никанор Семенович (наш набольший) подписывал при мне, и физиономия его была такая, будто один лимон он уже сжевал, а еще три ждали своей очереди. Но вскоре ситуация изменилась. Да, изменилась, и весьма…

– Отец Николай! Я вынуждена в очередной раз предупредить вас о том положении, в котором вы…

– Не надо, Эра Игнатьевна!

Широкая мозолистая ладонь поднялась над столом. Я послушно умолкла.